Коринна встретила нас на улице у дверей красивого старого здания, в котором располагался Независимый центр журналистики. Она была элегантна и красива, и ради нее я бы с радостью отправился в тур Кишинев – Париж, если бы не знал, что она счастлива в браке и воспитывает маленького сына.
– Тони, я думаю, вы сумасшедший, – объявила она, – но даже если так, вы можете спокойно работать в нашем центре.
– Спасибо, вы очень добры.
Мне крупно повезло. Менее месяца назад я не знал ни одного молдаванина, не говоря уже о том, чтобы работать в их офисе, как в собственной штаб-квартире.
– Вы вправду считаете, что это невыполнимо? – спросил я.
– Ну, скажем, я считаю, что нет ничего невозможного, – ответила Коринна, – но вы скоро поймете, что в этой стране очень сложно чего-либо добиться. Думаю, ваша затея почти невыполнима.
Почти невыполнима. Два слова, которые не слишком ободряли. Я предпочел сменить тему.
– Расскажите мне немного о вашем Независимом центре журналистики.
Коринна рассказала все. Центр являлся неправительственной организацией, которая была создана с целью поддержать молодых журналистов и способствовать развитию открытого общества посредством создания качественных и объективных СМИ. Своему существованию он в значительной степени обязан деньгам американского миллиардера Джорджа Сороса, человека, который сделал немыслимо огромное состояние, торгуя на мировых финансовых рынках. Венгерский еврей, он в детстве прятался от «эскадронов смерти» эсэсовцев, а потом деспотичный коммунистический режим вселил в него страстную веру в огромные силы открытого общества.
В возрасте 49 лет, владея личными средствами в 25 миллионов долларов, он решил, что пора заняться благотворительностью. Теперь каждый год он отправляет миллионы долларов в Восточную Европу, и Коринна принадлежала к числу его благодарных адресатов. В сентябре 1992 года немалая часть этих денег принадлежала британским налогоплательщикам. Тогда Джордж Сорос сделал огромную ставку против фунта стерлингов. Он был поистине смелым парнем, чтобы бросить вызов такой значительной фигуре, как британский канцлер казначейства Норман Ламонт, однако через неделю лихорадочных торгов британские налогоплательщики потеряли 15 миллиардов фунтов, а дела Сороса пошли лучше прежнего.
Меня всегда поражало, что Ламонт, который пристально наблюдал, как из кармана каждого налогоплательщика в Великобритании вынули по пять фунтов, искренне огорчился, когда Джон Мейджор в итоге его уволил. Представляю, какой разговор мог состояться между ними на фоне этих событий.
– Боюсь, Норман, в результате разорения мелких предпринимателей со скоростью три лавки в день и огромного числа жителей страны с отрицательным капиталом из-за падения цен на имущество, а также потому, как тебе удалось лишить страну миллиардов фунтов за один-единственный день, я принял решение снять тебя с поста канцлера казначейства.
Ламонт:
– Но за что? Что я такого сделал?
По сей день мнение Нормана Ламонта по основным политическим вопросам повестки дня помогает мне решать, какую занять позицию. Естественно, главной причиной моих выступлений за дальнейшую интеграцию Британии в Европу является тот факт, что Норман Ламонт неистово выступает против. Мне кажется, если я проживу жизнь, придерживаясь во всем мнения, противоположного мнению Ламонта, я не слишком отклонюсь от верного курса.
Коринна провела меня вверх по лестнице в кабинет, главный в Центре журналистики, где сидели пять-шесть человек, стуча по компьютерным клавиатурам. Меня представили сотрудникам:
– Это Тони из Лондона, о котором я вам говорила.
Рабочая сила развернулась на стульях, вежливо кивнула и незамедлительно вернулась к своему занятию. Ух ты. Это все, что ли? Почему-то я представлял себе, что вызову больше шума. Я ожидал, что внимание ко мне будет приковано дольше, чем 0,1 секунды. Коринна рассказывала им обо мне, так где же крики удивления? «О, так это тот псих… А, вот как он выглядит… Ну-ну, вот и он, великий авантюрист, добрался-таки…»
Первая встреча не оправдала ожиданий. Я решил, что либо эти люди поразительно хорошо умеют сдерживать свои чувства, либо всем им на меня начихать. Первый укол моему самолюбию.
Тишину, образовавшуюся из-за всеобщего отсутствия интереса ко мне, компенсировало шумное появление высокого и худого человека, которому явно не хватало здоровой пищи. Он обратился к Коринне с абсолютно неуместной громкостью, видимо, не сознавая того, что они находятся в одном помещении. Все слегка вздрогнули, особенно бедная Коринна, которая оказалась прямо на линии огня.
– Это Марчел, – сказала Коринна, воспользовавшись недолгой паузой в его громкой речи, – брат Андрея из «Флайинг поустмен».
– Ах, да! Марчел, привет, – сказал я, пожимая его руку. – Надеюсь, как-нибудь ты споешь мне молдавский национальный гимн.
Мы договорились об этом с Андреем в Англии. Слегка необычный парень, стоящий сейчас передо мной, был его братом, оперным певцом, и мы решили, что или я, или Артур должны будем скопировать гимн именно в его исполнении, когда станет известен результат пари.
– Он не знает английского, – сказала Коринна, – но говорит, что хочет пригласить тебя в оперу, пока ты здесь, и что в ближайшие дни с ним можно связаться через этот офис.
– Скажи ему, что я буду ждать с нетерпением и благодарю его за доброту.
Коринна перевела мои слова, Марчел изрек еще несколько невообразимо громких фраз и, ко всеобщему облегчению, удалился.
Коринна вернулась к своему столу, оставив нас с Юлианом на длинном диване в углу кабинета, чтобы мы обсудили неизбежное – как нам все провернуть. Да. Как мы собираемся все провернуть? Вообще-то я об этом особо не думал. Мне казалось, что лучше всего будет подождать, пока я не окажусь на месте и не пойму, какие тут порядки. Я начал с небольшой речи для Юлиана, подчеркнул, насколько важно, чтобы процесс доставлял удовольствие.
– Иногда нам придется быть частными детективами, – добавил я.
– Без проблем, – уверенно сказал Юлиан.
Потом я зачитал имена одиннадцати игроков, с которыми должен был сыграть.
– Слышали о ком-нибудь из них? – спросил я, ожидая положительного ответа.
– Нет.
– Но это же национальная сборная, вы должны были слышать о ком-нибудь из них.
– Нет, не слышал. Я не интересуюсь футболом.
– Хорошо. А теннисом?
– Я ничего не знаю о теннисе. Я вообще не люблю спорт.
Утро понедельника, десять минут за работой – и первая неудача.
– Ну, ничего. Не думаю, что это так важно, – сказал я с притворным спокойствием.
Кого я обманывал? Если бы он знал футболистов и номера их домашних телефонов, все, несомненно, было бы гораздо проще. Его поразительное незнание всего, что касалось нашего проекта, не слишком воодушевляло.
– Вы должны сыграть со всеми одиннадцатью? – спросил Юлиан, дитя любви великого футболиста Алана Хансена и великой теннисистки Сью Баркер.
– Да.
– И выиграть?
– Да.
– Ух ты, будет непросто.
Все труднее с каждой минутой.
– Ладно, Юлиан, – продолжил я. – Есть идеи, с чего начать?
– Нет, никаких.
Боже, он подготовился так же паршиво, как и я. Вдруг в его глазах появился огонек.
– Коринна упоминала одного спортивного корреспондента, который может помочь. Надо попросить номер мобильного у его жены, которая работает в посольстве США.
– Отличное начало – поговорить с ним.
– С этим проблем не будет, я договорюсь о встрече.
В уверенном тоне Юлиана ничто не наводило на мысль О том, что на самом деле с этим журналистом мне не удастся пообщаться раньше вечера пятницы. В общем, первое утро стало показателем того, что добиться здесь чего-то не так просто. Мы хотели позвонить спортивному корреспонденту, а также в теннисный центр и футбольную федерацию, но на каждый телефонный звонок либо никто не отвечал, либо слышались короткие гудки. Одно из двух: либо здесь люди звонили по телефону и тут же убегали прочь, либо телефонная система питалась батарейками от плееров «Сони».
Как раз когда мы собрались сделать перерыв на обед, Карен, американский доброволец, которая работала в центре, нарушила общепринятые правила и спросила, как продвигаются у меня дела.
Я рассказал, и она выдвинула нерадостный прогноз, что у меня будет всего три матча. Коринна, подслушав наш разговор, высказалась более оптимистично и предсказала, что мне удастся сыграть с шестерыми. Ни один из этих прогнозом меня не обрадовал.
– Должен признать, – добавил я немного грустно, – я думал, что после сегодняшнего утра смогу достичь большего.
– Добро пожаловать в Молдавию, – последовал не предвещающий ничего хорошего ответ Карен.
После обеда мы отправились в Молдавскую футбольную федерацию и блуждали в ее поисках два с половиной часа. Похоже, у Юлиана была склонность к уверенному движению в неверном направлении, уверенность, которая ничуть не ослабевала, несмотря на постоянные неудачи. Это впечатляло и, в каком-то роде, было благородно, однако немного утомительно для ног. Впрочем, я был не против. Лучший способ узнать город – это по нему поблуждать.